Армен Джигарханян о тяжелых отношениях с женой и о том, как хотел создать в Далласе театр

 «Я решительный быть директором. А судьбу решать… Это две большие разницы».

Люди любят деньги и чужое имущество. Вот уже несколько месяцев Москва, да и вся страна с нездоровым интересом «роется в белье» народного артиста СССР Армена Джигарханяна. Его бывшая супруга Татьяна Власова, вернувшись в Россию из Техаса, где проживала 18 лет, заявляет в суде претензии на имущество бывшего супруга. О чем и рассказывает на всю Россию на разных телеканалах и в ток-шоу. В прошлом номере газеты мы опубликовали ее интервью. Джигарханян не комментирует. Армен Борисович раздражен, если не сказать хуже. Он был согласен на честный раздел имущества: московская квартира, деньги от продажи американского дома – все пополам, но его бывшая требует все. 81-летний актер впервые решил нарушить молчание и дал откровенное интервью «Московскому комсомольцу».

Мы рассказывали, что суть претензий Власовой к Джигарханяну. Татьяна Власова хочет оставить за собой все деньги за проданный ею дом в Техасе, а также квартиру на Арбате, а также половину от рыночной стоимости гаражей, а также половину стоимости двух служебных машин театра, оформленных на его имя, но которыми он не пользуется. В свое время Джигарханян купил две квартиры – для сына и матери Татьяны Власовой, которые осталась в их распоряжении». В московском суде совсем недавно Татьяна Власова выиграла дело против Джигарханяна. Московскую квартиру и деньги за дом в Техасе суд оставил женщине.

– Армен Борисович, я ехала к вам и думала: начну расспрашивать Армена Борисовича про это мутное, как всякое имущественное, дело, а он разнервничается.

– Страшная история для меня.

– Почему?

– Потому что мы – разные животные. Это если сказать фигурально, грубо. Да, я ее (Татьяну Власову, экс-супругу А.Б.) встретил еще в Ереване, но чтобы влюбился – нет, не могу сказать. Я до сих пор не знаю, что такое влюбиться. Хотеть – понимаю, нравится запах приятный – это я знаю. А вот это, когда все начинают сходить с ума, – не знаю, даже приблизительно. Умею играть это на сцене: надо долго смотреть, держать паузу, потом снова смотреть. (Смеется.)

– А ведь вы ее, Татьяну Сергеевну, насколько мне известно, в свое время увели у другого мужчины…

– Специально не таскал, поверь мне. Она была завлитом в театре и женой директора, он сейчас руководит Армянским национальным театром. Знаешь, говорю тебе абсолютно ответственно: армяне (я – армянин) трудно влюбляются в не армян. И в русских тоже. Не политически, а по-человечески, на уровне физики: потому что разные супы едят, разные привычки, хоронят иначе. Так что чтобы влюбиться до умопомрачения – нет. Уже говорил тебе: я пошляк по жизни, циник.

– И всегда были?

– Всегда. И знаю: между людьми все очень просто – физика. Потом – благодаря литературе, кино – мы что-то придумали про любовь. А я повторяю: кроме деторождения там ничего нет.

– И тем не менее, если Армен Джигарханян и не влюбился в Ереване в русскую женщину Татьяну Власову, все равно что-то же произошло между ними такое, что сблизило на многие годы? Уже не говорю про штамп в паспорте.

– Тогда мне было плохо там. Актриса, которая старше меня на 15 лет и была первой женщиной, которая ворвалась в мою любовную жизнь, оказалась больна, у нее была хорея, это еще называют «пляской святого Витта». И моя дочь от нее была этим же больна. (Пауза.)

Я тебе расскажу самое страшное в этой истории: ты знаешь, у меня была дочка, она погибла, ей было 23 года. И мои друзья – обоих уже нет в живых – приехали из Еревана в Москву и сказали мне: учти, единственная возможность тебе выжить – это чтобы Татьяна родила ребенка.

Кстати, я озвучивал фильм о землетрясении в Спитаке, и там был потрясающий момент: у женщины погиб ребенок, девочка. А она сама в это время была беременна. И она родила ребенка; это надо было видеть, что с ней происходило. Я не мог озвучивать (замолкает, сглатывает) – такой силы была эмоция на экране.

Так вот я, как дурак, пошел поговорить с Татьяной, но беда в том, что там участвовала ее мать. Она для меня самое ненавистное явление в жизни – работала парикмахером при вокзале в Красноярске. И вот они собрались, обсудили и сказали: нет, никакого ребенка. Я попытался разобраться, в чем проблема: мы живем вроде давно, оба здоровые люди, но… Они с мамой решили: нет. А тогда еще можно было родить и нужно было родить.

– Армен Борисович, но вы же очень решительный человек. Могли бы развернуться и уйти. Женщины вас любили, и любая с радостью бы согласилась от вас родить.

– Нет-нет-нет. Я решительный был директор, замдиректора, был артистом, играл Отелло, Гамлета. А судьбу решать… Это две большие разницы. Не мог я уйти.

– Может быть, вам удобно было так жить – в этой семье, с этой женщиной? Мужчина порой превыше чувств ценит похлебку, которую варит сварливая жена: у нее такие борщи и котлеты! А еще комфорт, которым она его окружает. Может быть, Татьяна Сергеевна создала вам прекрасные бытовые условия для жизни и работы?

– Условия у меня никогда не были отличными. Самой отличной в этом смысле была моя мама. Как мамы не стало, так и условий не стало.

– Но все же, когда опостылела жена так, что нож к горлу, мужчины уходят. Тем более что вас ничего не связывало с Татьяной Власовой – общих детей нет.

– Видишь, как ты отвечаешь сама – это неправильный ответ.

– А как, по-вашему, надо отвечать?

– Я не отвечу на оба твои вопроса: первый – почему они полюбили друг друга, и второй – почему они разлюбили. Даже во время первой брачной ночи ни один, даже очень умный, человек точно не ответит. Одни сходятся, другие расходятся. Я знаю близких мне людей, которые ненавидели друг друга, но жили годами и не разошлись. Один раз ребенок родился, другой – еще что-то, и все: мы ввязались в эту игру. А раз так, значит, мне выгодно жить так.

– Если бы в тот период, когда вам отказали в возможности иметь ребенка, вы встретили молодую женщину, такую, например, как Виталина…

– Не знаю… Не знаю… (Молчит.)

– Армен Борисович, кто первый подал на развод?

– Мы разводились не по суду, а через загс. Заявления подавались одновременно. Но инициатива исходила от меня, потому что появилась Виталина, я хотел с ней оформить отношения. Да и брака к дате нашего официального развода фактически не было лет пять. Я жил в России. Она – в Америке.

– Сведения об имуществе новой супруги Армена Джигарханяна, Виталины Цымбалюк-Романовской, находятся в открытом доступе на сайте Департамента культуры Москвы. К народному артисту она пришла не бедной девочкой из провинции – ей принадлежит квартира в Красногорске, купленная на деньги от проданной квартиры родителей в г. Киеве, однокомнатная квартира в Красногорском районе, (куплена на личные сбережения). Квартира в Москве (накануне свадьбы куплена по инициативе Джигарханяна).

– Не могу скрыть от тебя, что очень люблю Америку. Даже сейчас; мне очень симпатичен новый президент, ты внимательно слушай, что он говорит: «Меня заботит только мой народ: его накормить, напоить, а не куда-то там давать деньги». Я всегда про это думал, и про Россию тоже: зачем вы всех кормите? Вы своих покормите людей. А лишнее останется – отдайте другим.

– На какие деньги жила Татьяна Сергеевна в США? Вы ее содержали?

– А что бы она ела тогда? Я присылал две тысячи долларов каждый месяц. А все заработанные здесь деньги привозил в Америку – по 30 тысяч долларов. Знаешь, каждый раз боялся везти, чтобы на границе не обнаружили. Это когда я приезжал на 2–3 месяца пожить. Я же купил там дом. И купил, чтобы там жить.

– И вы готовы были уехать в Штаты? Ведь у вас тут все – слава, успех, любовь народная, в конце концов здесь хороший и гарантированный заработок. И променять все это непонятно на что в Америке?

– Вот ошибка в этом самом твоем «непонятно что». У меня был человек, который руководил Далласским театром и который звал меня работать. Я рассчитывал, что сделаю гастроли нашего театра в Далласе, а их – в Москве. Я завел дружбу с Чаком Норрисом, который был там большой человек, и через него я хотел осуществить свой план. Я ему очень понравился, очень. Серьезно говорю, я хотел, чтобы наш театр имел филиал в Далласе, и понял, что это возможно, потому что самая слабая вещь там – это драматический театр.

Конечно, я понимал, что жить будет непросто: языка нет, не то мышление, поэтому рассчитывал пять-шесть лет потратить на то, чтобы только войти, начать работать. Кто скажет, что завоевал Америку, – не верь. Я общался с Михаилом Барышниковым (еще по Ленинграду дружил с ним). «Молодец, Мишенька, ты здесь такой человек!» – сказал я ему. «Нет, я здесь русский артист, живущий в Америке». – «Как? Вся Америка говорит о твоем балетном искусстве!» – «Нет, я – гость из России».

В общем, были большие планы, но здоровье меня подвело – что-то я стал кашлять, и мои врачи сказали: «Арменчик, не надо, давайте месяц пропустим». И так во мне постепенно появилась боязнь. А тут кто-то из них еще и спросил: «Ты что, хочешь в самолете умереть?»

– Значит, вы купили дом. На чье имя он был оформлен?

– Когда покупал, настоял, чтобы его оформили на нас двоих. Но деньги на дом заработал я. Мне даже пришлось тогда взять в долг. Спустя какое-то время Татьяна попросила у меня: «Дай мне право продать его, купим вместо дома квартиру – дом не нужен». Я дал согласие, но я еще тот хамишуцер: разрешения на продажу там здесь не дают, для этого надо в Америке быть.

А знаешь, кто писал характеристику, чтобы мне выдали грин-карту? Первый – Горбачев, второй – Ельцин; самые большие люди страны дают мне рекомендацию. При этом я и Горбачеву, и Ельцину честно рассказал, что задумал с театрами.

Сейчас на судах Татьяна Сергеевна льет на меня все, что существует на свете. Слушай, смешно же – в суде ее адвокат сначала вообще говорит, что дом купили, потом, что продали. Потом, что продажа была, но Татьяна Сергеевна никаких денег не получала. Как так? (Нервничает.)

– Суд верит документам. Они у вас есть?

– У меня никаких документов не было – все у нее. Пришлось нанять адвокатов и детективов в Америке, теперь на руках копии всех документов: дом продала, купчую от моего имени подписала и деньги получила. Претендую лишь на половину того, что получила Татьяна Сергеевна от продажи дома, купленного на мною заработанные деньги. Ни больше, ни меньше… Но Татьяна не унимается, а тут еще какая-то артистка подключилась.

– Елена Проклова.

– Кто такая? Не знаю. Можешь в любой ситуации поверить мне, что я все сделал честно, я никого не хотел обмануть. В чем меня обвиняют? У меня, кроме любовных интриг – говорю тебе как на Страшном суде, ни от кого не стану закрываться, – других не было в жизни.

– Вернемся от Прокловой к бывшей жене: вы жили в двух разных странах, какие между вами были отношения?

– Только деловые.

– Значит, когда встречались, не ссорились?

– Каждый день. Вот, скажем, я вчера прилетел в США из России на два месяца, чтобы пожить. Завтра мы уже ссоримся, потому что какой-то актрисе понравилась моя работа в каком-то фильме. Все, это конец: «Это любовница твоя, ты ведешь грязные интриги!». Главная претензия, но… только через пять минут, как она получила от меня деньги.

– То есть она вас ревновала?

– Но как! Без повода. Я тебе говорю честно: не понимаю, когда ревнуют. Если человек хочет изменить, он это сделает. Более того, если женщина начинает догадываться про это, считай, что ты проиграл уже. Я ей говорил: «Если ты боишься, что я лягу с какой-то женщиной, я обещаю тебе, что первой информацию об этом получишь ты».

– Ревность – обратная сторона любви, хоть и собственнической. Может быть, Татьяна Сергеевна вас безумно любила и потому ревновала без ума?

– У обезьян, у кошек тоже есть любовь. Я против. Во всяком случае, так жить не хочу.

– На тот момент, когда жена решила продать дом, вы ничего плохого не думали? Подумаешь, дел-то: из дома переехать в квартиру.

– Я только одно подумал: что деньги, которые я тяжело заработал, она забирает. Если ты думаешь, что такие поступки совершаются из благородства, ошибаешься.

– Вы хотите сказать, что вы бессребреник?

– Почему? Я очень люблю деньги, очень.

– Вы любите деньги, она любит деньги, все любят деньги. Сложнее сказать, кто не любит; разве что монах? Но, приняв решение о разводе, люди сначала договариваются на берегу. У вас как было?

– С кем? Там не люди! Нелюди! Она не хочет разговаривать вообще. Ко мне как-то у театра, после спектакля, какая-то старушка подошла: «Армен Борисович, вы же джентльмен. Отдайте ей квартиру». – «Я – джентльмен. А мне где жить?» – «Но вы же с другой женщиной, вы у нее…». И пальцем на Виталину показала. Это что? Это уже мне в трусы лезут? Темно было, потом понял, что это была Татьяна.

– Поставлю иначе вопрос: вы готовы были к честному разделу имущества, то есть пополам?

– Конечно: был готов и сейчас готов: вот квартира на Арбате, которая сейчас продается, – я же ее поделил честно. По закону половина моя. Я не говорю об американском доме. Когда я решил его покупать, я поехал в Москву и занял деньги у Олега Табакова. Он дал, и я купил. У меня есть свидетели.

– Каковы, по-вашему, причины упорства бывшей супруги – нежелание отдать вам половину денег, вырученных от продажи американского дома? Почему не желает по закону разделить квартиру?

– Потому что она Оксфорд не закончила, а Кембридж не начала.

– Смешно сказали, хотя, кажется, все же так просто: вот стул, пилим его пополам – твоя половина, моя половина.

– Твоя ошибка в том, что ты говоришь «люди». Все дело в том, что моя партнерша – не человек, ответственно тебе заявляю. Могу на любом уровне это сказать.

– Вы хотите, чтобы я это напечатала?

– Везде это скажу. Громко! И так и была до этого, когда была моей женой. Я рассказал тебе историю про мою дочку? Вот и все. Это очень грязная история. И не потому, что я вдруг обнаружил, что, оказывается, живу вовсе не с королевой Америки. По редакциям она ходит, судится со мной. Она что, не понимает, что я могу...

– Знаете, когда двое в конфликте, у каждого есть своя вина. Почему же она, как вы говорите, «не человек»?

– И я не человек, и я – скотина. Я пришел к ней, по сути, большим человеком. Я сильно обидел мою маму. Она на лето обычно уезжала в Ереван, фрукты там готовила, а на зиму приезжала в Москву. И в один прекрасный день она мне сказала: «Знаешь, я, наверное, больше не поеду в Москву». – «Почему? Что случилось?» Она ничего не сказала. Потом понял, что с разными животными заставил мою маму жить. Видел, что это другие животные, но сделал. Это самое страшное. (Долго молчит.)

– Вы принимали участие в воспитании сына Татьяны?

– Нет, но растил. Я квартиру ему купил в этом же доме. Сейчас мы не общаемся. Как армяне говорят: «Не мой человек». Не говорят, плохой или хороший, – просто не мой человек. Так что эти люди – не мои.

– Жалеете, что не разорвали отношения раньше?

– Очень жалею, очень. Я расплачиваюсь за свои ошибки, за нерешительность. Я могу тебе сказать, если ты спросишь «а вы бы могли повторить?». Я бы повторил, потому что это я. Червоточина во мне, понимаешь? Это во мне вылезли слабости.

– Опыт – сын ошибок трудных. Сейчас вы живете с Виталиной, молодой, милой женщиной. Говорите, что она вас любит. И, судя по тому как она о вас заботится, в это веришь. Вы делаете выводы?

– Боюсь, боюсь. Если вдруг появляется какая-то тень, становлюсь очень грубым. Я говорю: «Если это повторится, сюда не приходи». Потому что я знаю, какая это страшная вещь – ошибки.

– Но вы ей доверяете?

– Тебе отвечу: себе доверяю только. Я ее очень люблю, она очень заботится, много думает обо мне. Но ты знай, девочка моя: у нас разница в 50 лет.

– Но это в первую очередь должно было вас насторожить, а не меня.

– Что я должен сделать? Моя великая мама говорила: «Только люби себя». У армян это хорошо звучит: «Кестес». То есть «отражайся в себе». Сегодня мне эта идея выше, чем господь бог. Правду говорю.

– Почему люди так устроены: только наделав ошибок, они вспоминают про маму?

– Мы можем и плохих мам вспомнить, я знал таких.

– Еще раз хочу спросить: имеет смысл пожалеть и простить ближнего, тем более пожилую женщину?

– Отвечу: если так, то лучше не жить. Так даже думать не хочу! Я тебе уже сказал: мою маму и дочку я не прощу ей никогда!

Марина Райкина