Забег через континент Дмитрия Кема

Своим пробегом россиянин пытается привлечь внимание к проблеме пропавших детей.

«Всем привет, меня зовут Дмитрий. Я разработчик системы детской безопасности и поиска пропавших детей «Багира». Я же по совместительству бегун-марафонец. Я решил пробежать ультра-марафон по России, Белоруссии и США в поддержку разработки этой системы». Именно так в социальных сетях обращается ко всем Дмитрий Кем из Омска, который сейчас бежит марафон по США. Не так давно он побывал в Хьюстоне, где наш корреспондент взял у него интервью.

– Дмитрий, каким образом марафон помогает целям программы?

– Я уже более двух лет работаю с ассоциацией по поиску пропавших детей. За это время я понял, что проблема пропавших детей очень серьезна как в России, так и за рубежом. Статистика по этой проблеме – очень пугающая. Но только страшной статистикой невозможно привлечь внимание общественности. Людей к решению этой проблемы может привлечь что-то более позитивное. Я пытаюсь «достучаться» до общественности своим забегом, публикацией материалов, фотографий и самим фактом пробега большого километража. Подспудно пытаюсь донести до людей суть проблемы пропавших детей и раскрыть ту страшную ситуацию, в которую пропадает огромное количество детей. Причем, достаточно часто дети пропадают по совершенно банальным причинам: из-за родительской невнимательности и незнания самых простых правил. С одной стороны, я пытаюсь привлечь внимание населения наших стран к самой проблеме, а с другой стороны, пытаюсь делать фандрайзинг на продолжение нашей разработки.

– Почему этот забег проводится именно в США?

– Я начинал бежать в России: пересек европейскую часть страны – от Москвы до Белоруссии. Решил включить в свой забег США потому что, во-первых, проблема пропавших детей касается не только России, но и всего мира. Мы активно сотрудничаем, проводим различные форумы и конференции с организациями по всему миру, с Интерполом и с Национальным центром по поиску пропавших и эксплуатируемых детей в США. В ходе этой деятельности мы выяснили, что статистика по поводу пропавших детей в наших странах схожа. Часто, когда дети пропадают, невозможно точно сказать, в какой стране они могут находиться, так как существует проблема международного детского трафика. Есть проблема разрушения семей, когда родители расходятся, создают новые семьи, и принадлежность ребенка, как и место его нахождения, ставятся под вопрос. Мне кажется, что США может стать той площадкой, с которой я смогу обратиться не только к российскому сообществу, но и к международному. Необходимо вывести эту проблему на международный уровень, потому что невозможно ее решить в рамках одного государства. Во-вторых, США является одной из первых стран мира, где зародилось волонтерское движение по поиску пропавших детей. Есть художественный фильм «Зеленая Миля», где показано, как к поиску пропавших девочек подключается большое количество волонтеров. В Америке есть система массовой СМС рассылки «Эмбер Алерт», которая передает информацию о пропавших детях. В разработке нашей системы мы черпали вдохновение из опыта системы «Эмбер Алерт». Именно она является образцом, по подобию которого мы строим свою систему. В-третьих, мне очень давно, с детства, хотелось увидеть США, поэтому  своим забегом я совмещаю полезное с приятным, так сказать.

– Дима, а как ты, молодой парень, несемейный, попал в проект разработки программы поиска пропавших детей?

– Как я сказал, я работаю с организацией волонтеров по поиску пропавших детей уже более двух лет. Это группа поисковых отрядов, дислоцированных по России, Украине, Белоруссии и Казахстану. Изначально я пришел в эту организацию как наемный работник. У меня был заказ на разработку системы поиска. Со временем я проникся этой идеей, увидел изнутри, как работает организация, сколько усилий вкладывают волонтеры в поиск пропавших детей, насколько эмоциональна и трудна эта работа, увидел огромное горе родителей, у которых пропали дети. Со временем завершение разработки системы поиска перестало быть вопросом работы, а стало вопросом принципа. Теперь это мой долг и мое призвание. Если даже не я лично доведу это дело до конца, то хотя бы я заложу первый камень и привлеку внимание к проблеме. Возможно, своим забегом мне удастся привлечь новых партнеров.

Во время маршрута я веду блоги в Инстаграме и на Фейсбуке для того, чтобы охватить как можно больше людей, которых встречаю на своем пути. У организации есть официальный сайт – poiskdetei.ru, где собрана вся информация относительно ассоциации и отслеживается информация по поиску детей.

– Дима, ты говорил об ужасающей статистике. Можешь назвать конкретные цифры?..

– Статистику по пропавшим детям довольно сложно найти в открытом доступе: составляется она по отдельным областям и регионам, находится в руках различных ведомств, частично, в региональных структурах, частично – в федеральных следственных органах. При сотрудничестве с правоохранительными органами нам удалось составить картину за последние несколько лет по количеству заявок о пропавших детях. Эта цифра составляет порядка 40 тысяч в год. Из них находится и возвращается в семьи порядка 36 тысяч детей. «Безвозвратных», говоря сухим языком, доля безвозвратных потерь – около 10 процентов. Около четырех тысяч детей в год пропадает бесследно, либо в результате поисков обнаруживаются мертвыми. Порой эта цифра возрастает до шести тысяч. Подавляющее большинство, до 90 процентов убегающих детей, – подростки 14-16 лет.

– Проблемы переходного возраста?..

 – Да, когда у «домашних» детей возникают конфликты с родителями или в школе, а у детей-сирот – в детских домах с воспитателями или со сверстниками. Подростки убегают из дома, могут бродяжничать, примыкать к каким-то группировкам, попрошайничать. Бывает, убегают на сутки-двое, ночуют у друзей, потом возвращаются. Могут уехать в другой город «зайцем» или на попутках. Иногда дети сбегают парами, когда возникают романтические чувства.

У некоторых родителей есть стереотип: «А зачем искать, сами вернутся». Это очень опасное предубеждение, потому что эти дети попадают в группу риска и могут перейти в те 4-6 тысяч, которые уже не вернутся домой. С ними может случиться все, что угодно, пока они находятся без защиты. Самая подверженная риску группа – это маленькие дети в возрасте от семи до 11 лет, которые самостоятельно ходят в школу. В России, как известно, нет системы специализированного школьного транспорта, дети пользуются общественным транспортом, где много посторонних людей. Школьники могут заблудиться, либо познакомиться со злоумышленниками, тогда вероятность найти ребенка живым может быть очень маленькой.

– В течение какого временного окошка вероятнее всего найти ребенка с наиболее благоприятным исходом?

– Такая статистика приводится по США. Если ребенок попал в криминальную ситуацию и находится в серьезной опасности, то на поиск имеется всего лишь три часа для того, чтобы выйти на горячий след. По прошествии трех часов шансы ребенка выжить резко падают. Именно поэтому мы считаем очень важным запустить систему детской безопасности, над которой мы работаем. Одной из функций этой системы является активация тревожной кнопки ребенком, когда либо нажатием клавиши, либо голосовой командой, либо иным способом, ребенок может подать сигнал о бедствии, что активирует передачу сигнала с географическими данными этого ребенка. Затем массовое оповещение поможет сократить время поиска данного ребенка. Массовое привлечение волонтеров значительное повышает шансы на успех и спасение жизней.

– Дмитрий, как ты выбираешь маршрут и какова ежедневная рутина твоего забега?

– Маршрут марафона построен просто – я пересекаю территорию США с Восточного побережья на Западное. У меня есть определенные личные пристрастия. Я стараюсь бежать по культовым местам Соединенных Штатов. Между Нью-Йорком и Лос-Анжелесом есть огромное количество вещей, которые стоит посмотреть. В каждом штате есть нечто такое, что несет огромный культурный пласт. В Техасе, например, это культура ковбоев. Бежать через эти места и видеть реальную Америку – очень интересно. Я встречаю огромное количество самых разных людей, до которых стремлюсь донести идею поиска пропавших детей. Посещая страны такого масштаба, как Россия или США, нужно обязательно побывать и в маленьких городах, в деревнях, а не только лишь в больших мегаполисах. Я пробегаю дистанцию порядка 50 километров в день. Каждый день стараюсь двигаться не менее 10-ти часов. Можно было бы двигаться и больше часов в день и покрывать большее расстояние без коляски. Но я впереди качу коляску с самым необходимым для меня в дороге. Для меня не столько важен темп, сколько общее расстояние, покрываемое за день. Нужно позаботиться еще и том, чтобы сохранить силы. Возникают сложности, когда температура бывает слишком жаркой или идет дождь. Особенно сложно бывает тогда, когда начинается очень плотное автомобильное движение на трассе и не представляется возможным безопасно бежать по промежутку плеча (обочины) дороги, тогда я периодически иду. Плечом называется техническая полоса сбоку от проезжей части на перегонах шоссе, куда автотранспорт может съезжать в случае аварийной ситуации, или по которой может пройти пешеход при необходимости. Хотя тут с пешеходным движением, в принципе, ситуация очень напряженная.

– Как ты отдыхаешь и восстанавливаешься?

– Ситуация с отдыхом меняется с накоплением опыта. В начале забега я часто отдыхал днем, но когда стало раньше темнеть, я стал более разумно использовать светлое время суток в целях безопасности . Я понял, что по ночам, даже когда на трассе не было «шолдера», больше бегать не хочу и не могу. Поначалу я порой бежал даже по встречной полосе проезжей части на горных поворотах в районе массива Аппалачи, можно сказать, лихачил. Прошла пара месяцев, за это время набралось больше опыта, и так дальше лихачить я позволить себе не могу. Днем стараюсь отдыхать по минимуму, так как к жаре я уже привык и, мне кажется, вообще уже ее не замечаю. На трассе все время возникают какие-то проблемы. Очень часто прокалываются камеры на колесах коляски, которые приходится менять, и на это уходит много времени. Периодически нужно уточнять маршрут, заряжать батарейки в электронике, питаться, поэтому просто сесть и отдохнуть днем не выходит. Ночью стараюсь больше спать: сон очень важен, чтобы выдержать психологические и физические нагрузки. В начале забега я спал гораздо меньше, но ничем хорошим это не оборачивалось. По окончанию светового дня, когда опускаются сумерки, проходящие машины меня практически уже не видят, что становится далеко небезопасно. Это время можно использовать для того, чтобы пообедать, выложить фотоотчеты, связаться с фондом, решить рабочие вопросы, успеть спланировать следующий день, постараться найти место, чтобы остановиться и принять душ, посвятить время для преподавательской деятельности и веб-дизайна, которыми я занимаюсь, чтобы оплачивать забег, так как спонсоров у меня нет. Кроме того, люди активно интересуются проектом, поэтому нужно общаться и все рассказывать. Ведь именно это и является целью моего забега.

Лев Гончаров,

Хьюстон