Треугольники с фронта

Их отправлял своей матери рядовой Валентин Герцман.

Валентин Лазаревич был одет в стандартную американскую форменную одежду медицинского работника хирургического отделения. Он спешил на работу в больницу Хьюстона, где проработал уже не один десяток лет. К встрече все было готово: на столе лежали треугольнички его писем, которые он отправлял с фронта маме, а та бережно хранила их всю жизнь: маленький квадратик затертого до неузнаваемости зеркальца, химический карандашик, едва торчащий из капсулы патрона, алюминиевая ложка, почерневшая от времени, но воплощающая светлые воспоминания о количестве съеденной фасоли во время войны, чтобы не чувствовать голод.

Когда началась война, Валентину Герцману было пятнадцать. Он рос обыкновенным мальчишкой одного из дворов недалеко от Таганской площади, учился  в восьмом классе 478 московской средней школы. Жил с мамой. К тому времени его отец, Лазарь Ильич, был в Каннских лагерях за якобы «антисоветскую агитацию».

Время было тревожное. Из газет и по радио мальчики узнавали сводки новостей. Дома была тишина. Никаких разговоров ни о политике, ни о том, что происходило вокруг. Все боялись, что и стены могут слышать, о чем говорится в семье. 

А в подвалах соседних домов сооружались бомбоубежища. Дворовые мальчишки собирались защищать Отечество. Чувство патриотизма не позволяло им оставаться в стороне. Они бурно фантазировали, когда все вместе уйдут на фронт и побьют фашистов.

Закончились школьные занятия. Мама отправила Валентина на летние каникулы в Одессу к ее подруге детства. Он уехал. В один прекрасный июньский день 41-го Валентин со всеми домочадцами пил на веранде чай, когда вдруг по радио раздалось сообщение о начале войны. Оказывается, война уже шла! Мальчика посадили в последний добравшийся до Москвы поезд из Одессы.

За короткое время его отсутствия Москву было трудно узнать.  Окна подвалов и полуподвалов были закрыты щитами из дерева и жести. На крышах стояли  ящики с песком и железные клещи для тушения зажигательных бомб. Жителей города будили многочисленные учебные воздушные тревоги.

Все чаще приходилось убегать в бомбоубежище. На просьбу сына отпустить его на фронт мама неуклонно отвечала: «Только через мой труп». Потом приехал грузовик. Забрал семью. Привез на вокзал. Их усадили в теплушки, и поезд покатил на восток.

Казалось, рельсам не будет конца. Боялись бомбежек и полной неизвестности впереди. «Камышлов». Название станции, где остановился поезд и все пассажиры были высажены. Камышлов – это небольшой по тогдашним меркам провинциальный городок в центре Урала, Свердловская область. У Валентина в памяти остались изнурительный труд на картофельном поле в течение дня, а по ночам – длиннющие очереди за хлебом.

По воле судьбы или по везению мама Валентина устроилась сторожем на кухню эвакогоспиталя Свердловска, а юноша был принят на подготовительное отделение в Государственный Центральный ордена Ленина Институт физической культуры и спорта им. тов. Сталина, который тогда был эвакуирован в эти края из Москвы.   

Валентин не был спортивным, рос «маменькиным сынком». Гимнастика, кольца, перекладина, лыжи, бокс давались с огромным трудом. Лучше всего полюбились анатомия и физиология (это было начало медицинского пути в дальнейшем).                                                        

Жили на подселении в комнате, стены которой в зимнее время покрывались инеем изнутри. Спали накрывшись всеми вещами, которые были под рукой: пальто, брюки, рубахи.

    В конце сорок второго институт вернулся в Москву вместе со студентом подготовительного отделения Валентином Герцманом. В марте сорок третьего всему курсу предложили идти в армию. Мамы рядом не было. Она осталась в Свердловске. Все студенты с радостью дали согласие: идем на фронт! Сердце Валентина прыгало от счастья. Добровольцем! Ведь мечтал об этом три года с пятнадцати лет! Был дан выбор: или батальон НКВД «Динамо» (для засылки в тыл врага) или военное училище. Первый вариант отпал сам собой: он – сын «врага народа».  Валентин пошел в военное училище. 

Московское пулеметно - минометное училище. Тульское пулеметное... Учеба оказалась предельно короткой. Всех студентов отправили рыть окопы на подступах к Москве. Было обидно: ведь мечтал о настояшем фронте, а тут...

И вот наконец-то! Их, отчаянных московских мальчишек, грузят в эшелон и везут на фронт. Неожиданно состав останавливается. Всех выводят из вагонов. Строят. Ведут. На воротах вывеска: «Тульское пулеметное училище». Днем – занятия, а ночью - серена, воздушная тревога. Бомбоубежище.

Немцы бомбили Тулу каждую ночь. Так продолжалось несколько месяцев. К августу советские войска потеряли огромное количество живой силы. Нужно было подкрепление.  Валентина Герцмана с едва оперившимися, но недоучившимися друзьями-курсантами, переодели в солдатскую форму...

Первые три батальона были отправлены на Орловско – Курскую дугу. Четвертый, в который попал Валентин, поехал на север через Москву.

Рядовой 4-го батальона 151-ой отдельной стрелковой бригады Валентин Герцман, привык к постоянным грохотам взрывов. К тому времени он даже научился спать в строю во время марша. Там же, в окопе, он вперые закурил. Не потому, чтобы казаться взрослым, а чтобы согреться. С отвращением сворачивал «козью ножку», но пальцы согревались от теплого табака. Оттуда же написал первое письмо маме, что он на фронте, но здесь все очень хорошо.

На фронте вступил и в комсомол. Если уж суждено умереть за Родину, то ты должен быть или коммунистом, или комсомольцем.

5-го сентября 1943-го года рано утром Валентину была дана команда идти в  тыл на кухню за завтраком и за свежими газетами. После дождя в траншеях воды по колено, сыро, слякотно. И юный боец решил сократить путь. Отправился по прямой: там суше. Опомнился на мягкой белоснежной подушке в больничной палате. Голова забинтована. «...Каса-тельное пулевое ранение левой лобной области с повреждением кости. Контузионно-комоциональный синдром... Ранен 5 сентября 43 г., согласно заполненной карточке передового района Б.М.П 83 ». 

Как выяснилось, разрывная пуля угодила бы прямо в лоб, но спасла каска. Видимо, засек «хитреца» немецкий снайпер. Несколько месяцев провалялся в госпиталях рядовой Герцман. А маме писал успокоительные письма, которые после десятилетий оказались с ним в Хьюстоне. Едва заметный сросшийся шрам надо лбом от ранения среди седины ветерана Второй мировой напоминал о том времени.

Что было потом? После госпиталя получил заключение военно-медицинской комиссии от 31 января 1944 г.: «...годен к нестроевой службе...». Значит, отвоевался. С фронтом покончено. Кратковременный отпуск. И снова – армия: рядовой Отдельной роты при Выставке образцов трофейного вооружения, захваченного у немцев (1941 – 1943). Тщательно-кропотливый Герцман хранит и брошюру выставки.

Это были незабываемые годы. Удивительные встречи с военначальниками, президентами стран-союзниц Второй мировой. Повышение по службе до звания старшего сержанта. Валентин становится ординарцем начальника Выставки генерала-лейтенанта Хмельницкого.

Неизвестно, как сложилась бы дальнейшая военная жизнь ординардца, но у него была мечта – стать врачом. В 1951-ом закончил Первый московский ордена Ленина медицинский институт. В 1967 защитил кандидатскую диссертацию по травмотологии и ортопедии, в 1974 переехал жить в Хьюстон, Техас, где увлекся фотографией. Его работы об архитектуре Хьюстона находятся во многих музеях городов и стран.

Я интервьюировала Валентина Герцмана накануне 65-летнего юбилея Победы.

Спросила, как ему вспоминается военный период его жизни после стольких лет мирного времени. Он ответит, что все, что было тогда, словно было не с ним. Топи болот, бессонные ночи, башмаки, почему-то всегда на несколько размеров больше, чем надо, котелок с отварной фасолью…

И только две фотографии – он, Валентин,  в курсантской форме, в сером госпитальном халате, брошюра «Выставка образцов трофейного вооружения, захваченного у немцев (1941 – 1943), фронтовая трофейная немецкая ложка, обломок зеркальца,  огрызок химического карандаша в гильзе от револьверного патрона (плюю-нешь на кончик, и пишет навечно!), которым с фронта писал маме письма, да письма-треугольники со штампом «Просмотрено военной цензурой» говорят о том, что именно он, Валентин Лазаревич Герцман, участвовал во Второй мировой войне 1941-1945-го годов.

В одном из писем от 8 сентября 1943-го года на третий день после ранения он писал: «Дорогая мамуля! Я решил написать тебе правду. Сейчас нахожусь в полевом госпитале, куда вчера прибыл. Очень прошу не волнуйся, у меня все в порядке, просто немецкий снайпер поцарапал немного голову, а в остальном, я здоров...».

B 1974 году Валентину Герцману  как офицеру запаса должно было быть присвоено звание майора медицинской службы. Но он уже уезжал в США на постоянное место жительство, а поэтому так и остался на всю жизнь, «капита-ном»... или рядовым Второй мировой.

Софья Табаровская